— Что, прилетело туда? — Афанасьев сокрушенно покачал головой.
— Ах да, это еще и крупный ЖэДэ узел был.
— Знаю нескольких ребят, которые на развалинах тех складов копались, — добавил от себя Федор. — Там равнобедренный треугольник получился между «плешками», а основание его всего шесть кэмэ.
— «Плешками»? — не сразу понял лейтенант, но тут же догадался: — Это вы места попаданий так называете, да?
— Угу, — буркнул Говорун. — Так стволы, что там они достали только бредунам и продавать, так фонят. Ребята сами безбашенные, ну и жадные, не без этого, так и то сказали, что овчинка выделки не стоит.
«Бредунам, говоришь? „Плешки“, говоришь? А ведь лучше места для оперативной базы против нас и придумать сложно! Никто туда не суется — поскольку это, пожалуй, самое „грязное“ место во всем анклаве после Удомли и Дубны, а от Торжка ведь едва ли сотня километров. Вот и получается — товар везут вроде как нам, тверским, а потом раз — и на северо-запад поворачивают. Если наши „трехголовые“ недруги нашли способ, как от радиации уберечься, то вполне могли и в самом городе засесть. Черт, забыл нашим об этом сообщить!»
Я отставил в сторону недопитую кружку:
— Боря, через десять минут еще одну телеграммку в Торжок отобьешь?
— Конечно, чай вот допью и готов!
— Не торопись, я позову, — и с этими словами я достал из кармана шифроблокнот и снова отправился в радиорубку — у костерка было темновато, а там все-таки лампочка горит.
Там же. 23.12 того же дня.
— Илья, проснись! — голос говорившего с трудом прорвался к моему сознанию через пелену сна.
«Хорошо еще, что за плечо трясти не начал! — с этой мыслью я принял вертикальное положение, приподнявшись на локтях. — А то иногда спросонья могу и локтем двинуть. Особенно если за сутки часа четыре выдалось поспать всего…»
Под пологом, натянутым около уже почти погасшего костра для большего тепла, царил полумрак, только слегка озаренный светом тлеющих углей. Поэтому разбудившего меня я не столько узнал, сколько догадался кто это:
— Федь, ты?
— Да. Там цидулька от Лавочника пришла.
— Аааааа, — подавить зевоту я не смог. — Ты читал?
— А как же! Сообщает, что утром Даур с тобой встретиться хочет, мол, его слову тот доверяет, но банкуешь в этом деле ты и гарантии нужны именно от тебя.
— А почему утром, он не сказал?
— Нет.
— А сам Лавочник где?
— На базе у себя — на мебельной фабрике.
Я отвинтил крышку фляги и, плеснув немного воды на ладонь, протер лицо. Вроде как умылся.
— Ладно, пошли к полковнику.
Для того чтобы потолковать с Удовиченко, нам пришлось спуститься на два этажа. Внешние стены в недостроенной больнице были далеко не везде, и, соответственно, подходящее из соображений маскировки помещение нашлось только там, на седьмом. Часовой на площадке нас окликнул и, получив пароль в ответ, просто растворился в темноте. Мы спускались сверху, а ниже были еще посты, но порядок есть порядок, насколько бы параноидальным он ни казался. Мне еще отец говорил, когда стал брать с собой в рейды: «Лучше, сынок, на полчаса меньше поспать, потратив это время на обеспечение безопасности, и утром проснуться, чем полениться — и спать вечно!»
Сергей Сергеевич не спал. Стоило мне, вежливо кашлянув, спросить из-за занавеси:
— Товарищ полковник, к вам можно? — как немедленно последовал ответ:
— Да, Илья, заходи! — а заметив, что я не один, Удовиченко и Говоруна приветил: — И ты, Федя, присаживайся.
— Сергей Сергеевич, что от групп слышно?
— Тихо все вроде… Это тебе Петра спрашивать надо, он текучкой занимается. Как раз сейчас с Малченко на склады пошел, — и полковник махнул рукой куда-то в сторону окна.
— Вернется, спрошу. А пока у меня есть вопрос как раз по Верстакову.
— А что такое? — «чрезвычайный и полномочный посол» выглядел немного удивленным. — Мне показалось, что вы с ним поладили…
— Нет, не подумайте ничего плохого — в военном отношении все просто замечательно. Это скорее вопрос личного характера…
— Продолжай…
— Скажите, а у вас все с таким пренебрежением к чужакам относятся, как Верстаков?
— Не понимаю тебя, Илья. Поясни, пожалуйста.
— Начну издалека тогда. У вас как, те, кого мы бредунами называем, водятся?
— Ах, вот ты о чем! Видишь ли, в чем дело, Илья… — в задумчивости полковник потер подбородок, словно пытаясь поймать ускользающую мысль. — То, о чем ты сейчас спрашиваешь, — и наша беда, и наша счастье. Точнее… Точнее, беда, проистекающая из счастья. У нас так, как живете вы, живет очень незначительная часть населения. Терской район, Крым. Кое-какие поселения по Волге — и все. Для вас прорыв банды бредунов к поселкам и городкам — пусть редкая, но данность, а у нас — ненаучная фантастика. Сторонних бандитов мы давным-давно отвадили. И вдобавок для большинства населения то, что происходит за пределами, так сказать, рубежей — совершенно не интересно. То есть знает кто-нибудь в поселке на Кубани, что с Болгарией мы дружим, а Украина — наш ближайший сосед и почти родственник, и ладно. Пока «Клуб кинопутешественников» свой не завели, с обзором международных новостей — народу и дела нет. Те, кто на Тереке живут, про горцев неплохо знают, на северной границе про бредунов Темной Зоны наслышаны… А для ростовчанина коренного что Псков, что Тверь — земля неведома. Так что на Петю тебе обижаться грех.
— А он что, ростовчанин? — усмехнулся я обобщению.
— Петя-то? Да. Но служит в Крыму — татар и турок по горам гоняет. Командир отдельной горнострелковой роты. Наш «эдельвейс», так сказать.